from 01.01.2014 until now
Russian Federation
V stat'e provoditsya teoretiko-pravovoy analiz naibolee obschih zakonomernostey, determiniruyuschih razvitie otrasli ugolovnogo prava i formiruyuschih v svoey sovokupnosti svoeobraznuyu «logiku» pravovogo regulirovaniya bor'by s prestupnost'yu. Osobennosti dannoy logiki ob'yasnyayutsya prirodoy reguliruemyh ugolovnym pravom otnosheniy i na-znacheniem dannoy otrasli v obschey sisteme bazovoy otraslevoy differenciacii prava, opredelyayuschimi ee konceptual'nye osnovaniya
logika prava, otraslevaya differenciaciya prava, ugolovnoe pravo, prestuplenie, priroda obschestvennyh otnosheniy, bazovoe prednaznachenie, konceptual'nye osnovaniya
Современное законодательство характеризуется высокой степенью своей динамичности. Правовой мониторинг правотворческой и правоприменительной практики стал неотъемлемым элементом механизма правового регулирования, отражая приоритет правового реформирования как показателя положительной динамики в развитии права. Однако при всех своих позитивных чертах непрерывное изменение текущего законодательства рискует обернуться процессом дезориентации участников правовой жизни общества, привыкающих руководствоваться в своем поведении не логикой правового сознания, а нормативными предписаниями законодателя, что в некотором смысле подрывает складывавшиеся в процессе длительного исторического развития права его нравственные, культурные и социальные основания, обосновывающие один из самых древних принципов права – «незнание закона не освобождает от ответственности».
Безусловно, не все вносимые в действующее законодательство изменения могут рассматриваться в качестве реформирования, поскольку зачастую носят лишь своего рода «технический», редакционный характер. Однако подобные и частые изменения уже сами по себе формируют определенное отношение общественного правосознания к закону. Это объясняется тем, что в данном случае подрывается одна из смыслообразующих идей правосознания, связанная с восприятием закона как чего-то непреложного, непреклонного, стабильного и с точки зрения архетипов правосознания – «священного» [16].
Когда теряется логика права, остается только логика законодателя. Теряется логика правообразования и остается лишь стратегия правовой политики государства. В подобных условиях на первый план нередко выходят соображения и аргументы практической целесообразности соответствующих нововведений, отодвигая на второй план непреходящие ценности и закономерности в развитии права. В связи с этим представляет особый интерес исследование имеющих глубокие корни в истории права закономерностей правового регулирования общественных отношений, формирующих своеобразную логику.
В последние несколько десятилетий, начиная примерно с середины прошлого века, о «логике права», «логике правового регулирования», «логике норм», «логике нормативных систем», «логике закона» хотя и в разных контекстах (и с разными интерпретациями), но, так или иначе, все чаще стало упоминаться в юридических исследованиях. В этой области следует отметить как общетеоретические, так и отраслевые исследования: М.В. Антонова [2], В.К. Бабаева [4, 5], М.В. Байтеевой [6], М.И. Байтина и В.М. Баранова [7], А.А. Гайдамакина [9], Л.И. Глухаревой и Е.С. Лапатухиной [11], Т.В. Губаевой [12], А.А. Ивина [13], Т.В. Кашаниной [14], Г.М. Лановой [15], Е.Н. Лисанюк [3], В.П. Малахова [17], П.Н. Панченко [21], С.А. Рухтина [23], В.М. Сырых [25], А.В. Хлебникова [26], А.О. Якушева [27] и др.
Однако следует обратить внимание на то, что о логике права в целом можно говорить лишь в предельной абстракции [19, 22], в действительности же, поскольку само право – это качественно неоднородное образование, постольку существуют и разные «логики» правового регулирования качественно отличных друг от друга общественных отношений, имеющих разную природу.
На наш взгляд, прежде всего, следует выделить типы логик правового регулирования, присущие базовым отраслям права, которые сформировались исторически первыми (исключение составляет лишь отрасль конституционного права), имеют свой специфический предмет и метод правового регулирования и без которых невозможно функционирование системы права как единого целого. Помимо конституционного права сюда следует включить такие отрасли права, как: гражданское, административное и уголовное право, рассматриваемые в единстве их материального и процессуального аспектов.
Последнее замечание объясняется тем, что по отношению к смыслообразующему контексту базовых отраслей права, на наш взгляд, нецелесообразно проводить разделение материального и процессуального права, поскольку с точки зрения концептуального (целостного, завершенного) понимания права, материальное и процессуальное право немыслимы друг без друга, теряют друг без друга смысл, то есть, являются по сути носителями единого смыслообразующего контекста (с точки зрения природы правового мышления). Разделение же материального и процессуального права необходимо и актуально, прежде всего, для системы законодательства, по отношению же к системе права это разделение является в известной степени искусственным, на что указывает и сама история развития права, в которой это деление отсутствовало не только в архаичном праве, но и весьма продолжительное время в развитом праве, став, в первую очередь, итогом количественных изменений в правовом регулировании, связанных со значительным увеличением объема последнего.
В настоящей статье предметом анализа выступает логика уголовного права, как той отрасли права, которая регулирует чрезвычайно важные для любого общества отношения, образующие «…тот массив социально-правовой реальности, который не просто является показателем развитости права, степени его дифференциации, но и в целом отражает уровень развития правовой культуры общества, качество взаимоотношений государства и личности» [10, с. 95].
Под «логикой уголовного права» в данном случае предлагается понимать логику уголовно-правового регулирования, детерминированную природой общественных отношений, обуславливающих объективную потребность в уголовном праве, а также детерминированную базовым предназначением отрасли уголовного права в общей системе правового регулирования общественных отношений, основу которой составляет базовая отраслевая дифференциация права.
Таким образом, чтобы раскрыть содержание логики уголовного права, прежде всего, необходимо определить: 1) какова природа общественных отношений, обуславливающих саму потребность в уголовно-правовом регулировании; 2) каково базовое предназначение отрасли уголовного права.
Приступая к анализу природы общественных отношений, обуславливающих саму потребность в уголовно-правовом регулировании, следует оговориться, что речь здесь идет о тех отношениях, которые предшествуют уголовно-правовому регулированию, то есть не об «уголовно-правовых отношениях», которые возникают уже в последующем на основе норм уголовного права и носят «позитивный» характер. Возникновению последних (собственно «правовых» отношений), которые можно рассматривать как реакцию государства на совершенное преступление, предшествуют другие – «негативные» отношения, связанные с совершением уголовно наказуемого деяния – преступления.
Раскрывая природу отношений, связанных с совершением преступлений, на наш взгляд, можно установить присущий ей своеобразный дуализм, который проявляется в том, что, с одной стороны, каждое совершенное преступление – это индивидуальный акт поведения человека, имеющий, в первую очередь, нравственную природу, объясняющую исторически очень тесную связь уголовного права и морали. С другой стороны, дуализм природы отношений, связанных с совершением преступлений, проявляется в том, что совершение преступлений как таковое – это хотя и опасное для общества, но, в то же время, порождаемое самим же обществом явление. В последнем случае раскрывается социальная природа преступления, детерминированная природой преступности как социального явления.
Нравственная и социальная природа общественных отношений, обуславливающих саму потребность в уголовно-правовом регулировании, предопределяют две основные особенности логики уголовного права. Первая из них выражена в уже упомянутом выше принципе уголовного права «незнание закона не освобождает от ответственности». Конечно, в современном уголовном законодательстве мы не найдем подобной формулировки, но, тем не менее, этим негласным принципом проникнут его «дух».
Так, в характеристике различных форм вины как обязательного признака субъективной стороны состава преступления, раскрывающегося в ст.ст. 25 – 26 Общей части Уголовного кодекса РФ [1], мы видим апеллирование к понятию «общественной опасности», а не «противоправности» деяния, которую лицо «осознавало», а также именно к «общественной опасности», а не «противоправности» последствий деяния, наступление которых лицо «предвидело» и «желало»; либо «предвидело» и «не желало, но сознательно допускало либо относилось к ним безразлично»; либо «предвидело», но «без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение»; либо «не предвидело», но «при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть».
В основе косвенно отраженного в этих формулировках уголовного закона негласного принципа лежит нравственная природа анализируемых отношений, в силу которой преступление является, в первую очередь, поступком, глубоко противоречащим нравственной природе человека как представителя рода человеческого и потому человек оказывается способным «осознавать», «предвидеть» и т.п. общественную опасность подобного рода поступка, «желать», «сознательно допускать» и т.п. наступления общественно опасных последствий этого поступка независимо от знания или незнания им уголовного закона.
Если исходить из того, что основное содержание уголовно-правового регулирования общественных отношений составляет закрепление составов преступлений и установление наказаний за их совершение (установление преступности и наказуемости деяний), то получается, что нравственная природа общественных отношений, обуславливающих саму потребность в уголовно-правовом регулировании, как раз и очерчивает круг тех деяний, которые объективно нуждаются в криминализации. В силу этого обстоятельства нравственная природа анализируемых отношений определяет логику уголовно-правового регулирования, в большей степени касающуюся института преступления.
В свою очередь, социальная природа общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, на наш взгляд, более тесно связана с входящим в содержание уголовно-правового регулирования институтом наказания, посредством которого (главным образом через общую и частную превенцию, а также воспитательную функцию) ведется уголовно-правовая борьба с преступностью как с социальным явлением.
В данном случае можно обнаружить, что влияние социальной природы общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, на логику уголовного права проявляется в том, что установление уголовных наказаний подчиняется законам, по которым развивается уголовная политика государства. Здесь логика уголовного права проявляется как логика реагирования государства на совершение преступлений. При этом справедливость, соразмерность и т.п. наказания, правила его назначения, правила освобождения от него и другие вопросы, составляющие содержание института наказания, определяются множеством конкретно-исторических факторов в развитии государства и общества.
Детерминированность этого аспекта логики уголовно-правового регулирования логикой уголовной политики государства, объясняется также тем, что именно в этих отношениях государство реализует функции своего аппарата принуждения. При этом, поскольку принуждение является проявлением власти, которая всегда имеет своего носителя (обладателя), в реализации принуждения, прежде всего, проявляется волевое начало. Последнее по определению носит субъективный характер и потому само по себе не может исключить произвола. По отношению же к произволу теряет смысл весь разговор о какой-либо «объективной» логике уголовно-правового регулирования, в связи с чем, требуется более подробно разобраться в рассматриваемом вопросе.
В данном случае в уголовно-правовом регулировании проявляется присутствующий во всех социальных явлениях (включая право) «человеческий фактор», который, однако, не исключает объективных закономерностей в общественном развитии. В определенные исторические периоды роль этого фактора может оказаться решающей, что находит свое объяснение с позиции современной синергетической научной парадигмы, в рамках которой в настоящее время получило развитие весьма интересное направление юридических исследований, связанное с изучением «среды права» [24], включая исследование «системной среды уголовного права» [8].
Однако с позиции взгляда на процесс уголовно-правового регулирования общественных отношений, взятый в его исторической про- и пер-спективе, мы можем установить ряд повторяющихся и приобретающих системный характер зависимостей, которые могут быть определены в качестве объективных закономерностей. Одна из таких закономерностей свидетельствует о присутствии своего рода «ограничителя» для произвола публичной власти в реализации уголовной политики. Таким ограничителем, на наш взгляд, является легитимность государственного принуждения, выступающая одним из наиболее важных условий эффективности уголовно-правового регулирования. Таким образом, зависимость уголовной политики государства от уровня легитимности государственного принуждения выступает второй особенностью логики уголовного права, детерминированной социальной природой отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании.
С природой общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, самым тесным образом связано (по сути, вытекает из нее) базовое предназначение отрасли уголовного права, которое подобно указанной природе носит двойственный характер. При этом следует оговориться, что базовое предназначение отрасли уголовного права выступает как понятие более широкое по отношению к понятиям целей уголовного наказания и целей уголовной ответственности в целом. Под базовым предназначением отрасли уголовного права в данном случае понимается общая направленность уголовно-правового регулирования, указывающая на его место и роль в системе правового регулирования общественных отношений, основу которой составляет базовая отраслевая дифференциация права.
Двойственный характер базового предназначения отрасли уголовного права объясняется особенностями исторического развития этой отрасли права, которая, как известно, изначально сформировалась в качестве отрасли частного права, поскольку и само преступление рассматривалось как «личная обида», то есть не как «деяние, объективно обладающее негативными с точки зрения правовой нормы характеристиками, а специфическая оценка такового, его специфическая субъективная интерпретация тем, интересам кого она причиняет вред» [15, с. 57].
Таким образом, первоначально базовым предназначением уголовного права было восстановление нарушенной преступлением справедливости, предполагающее «с одной стороны, возмездие за неправомерно созданные одним субъектом для другого препятствия в реализации его правомерных притязаний, а с другой стороны, одновременно условную компенсацию нереализованных интересов, признанных правовыми, обусловленную совершением неправомерного деяния» [15, с. 56]. Это предназначение связано, в первую очередь, с нравственной природой отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, и имеет достаточно глубокие корни в истории права, связанные с архетипичными для правосознания идеями мести и возмездия, получившими широкое распространение в «предправе» и древнем праве [18].
Дальнейшая история уголовно-правового регулирования сопровождалась преобразованием уголовного права из частного в публичное. При этом, как отмечает И.Б. Новицкий: «Переход от частной саморасправы к государственному суду происходил постепенно; посредствующими этапами явились: система регламентации частной расправы путем установления определенного порядка применения насилия к обидчику; далее, система выкупов (добровольных, а затем обязательных); наконец, передача дела защиты прав органам государства» [20].
Но, вероятно, должно быть очевидно, что столь серьезное изменение в уголовно-правовом регулировании, определившее весь последующий ход исторического развития институтов уголовного права, могло повлечь только приобретение данной сферой правового регулирования значения для всего общества и государства в целом, а не только для стороны, потерпевшей от преступления. В этом проявилось публичное начало уголовного права, обусловленное его вторым базовым предназначением в системе правового регулирования общественных отношений – борьбой с преступностью как с социальным явлением. При этом данное предназначение находится в непосредственной связи с социальной природой общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании.
Непосредственно связанное с дуалистичной природой общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании базовое предназначение уголовного права, в свою очередь, определяет характер механизмов уголовно-правового регулирования, которые выступают «способом саморазвертывания» логики уголовного права, то есть в качестве механизмов, посредством которых «природа права определенного типа проявляет себя непосредственно, закономерным и наиболее естественным образом» [17, с. 344].
Весьма интересное мнение о механизмах уголовно-правового регулирования высказывает Н.В. Генрих, рассматривающая кару, восстановление и предупреждение в качестве «трех китов», на которых основывается уголовное право, как «три основных способа и одновременно три направления уголовно-правового регулирования и воздействия» [10, с. 211]. Однако, учитывая второе базовое предназначение уголовного права, состоящее в борьбе с преступностью как с социальным явлением, следует дополнить эти три механизма четвертым – воспитательным.
На наш взгляд, логика уголовно-правового регулирования выстраивается таким образом, что базовое предназначение уголовного права, состоящее в восстановлении нарушенной преступлением справедливости обеспечивается посредством реализации карательного (штрафного) и компенсационного (восстановительного) механизмов. В свою очередь, базовое предназначение уголовного права, состоящее в борьбе с преступностью как с социальным явлением, обеспечивается посредством реализации превентивного (предупредительного) и воспитательного механизмов.
Установление особенностей и внутренней логики каждого из перечисленных механизмов может стать одним из дальнейших направлений теоретико-правового анализа концептуальных оснований логики уголовного права. В свою очередь, приведенные в настоящей статье рассуждения позволяют сформулировать следующие выводы:
- о логике уголовного права можно вести речь как о ряде объективных закономерностей уголовно-правового регулирования, детерминированных природой общественных отношений, обуславливающих объективную потребность в уголовном праве, а также детерминированных базовым предназначением отрасли уголовного права в общей системе правового регулирования общественных отношений;
- природа общественных отношений, обуславливающих объективную потребность в уголовном праве, дуалистична, так как имеет, с одной стороны, нравственные, а с другой – социальные, основания;
- нравственная природа общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, привносит в логику уголовного права принцип «незнание закона не освобождает от ответственности», который очерчивает круг тех деяний, которые объективно нуждаются в криминализации, то есть определяет саму логику криминализации деяний в уголовном праве;
- социальная природа отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, предопределяет зависимость уголовной политики государства от уровня легитимности государственного принуждения, которая диктует логике уголовного права условия эффективности реализации института наказания;
- в неразрывной связи с нравственной природой отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, находится исторически первое базовое предназначение уголовного права, состоящее в восстановлении нарушенной преступлением справедливости и по логике уголовного права обеспечиваемое посредством реализации карательного (штрафного) и компенсационного (восстановительного) механизмов;
- второе базовое предназначение уголовного права, непосредственно вытекающее из социальной природы общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, – это борьба с преступностью как с социальным явлением, которая по логике уголовного права обеспечивается посредством реализации превентивного (предупредительного) и воспитательного механизмов;
- в дуализме природы общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, и дуализме базового предназначения отрасли уголовного права можно усмотреть отраженную не только в логике уголовного права, но и во всей базовой отраслевой дифференциации права черту, имманентную правовому мышлению. Она связана с присущим последнему различением в праве частного и публичного и является внутренней формой выражения в праве диалектики частного и публичного, влияющей, в том числе, и на логику уголовно-правового регулирования отношений, связанных с совершением преступлений.
- в дуализме природы общественных отношений, обуславливающих потребность в уголовно-правовом регулировании, и дуализме базового предназначения отрасли уголовного права можно усмотреть отраженную не только в логике уголовного права, но и во всей базовой отраслевой дифференциации права черту, имманентную правовому мышлению. Она связана с присущим последнему различением в праве частного и публичного и является внутренней формой выражения в праве диалектики частного и публичного, детерминирующей концептуальные основания логики уголовного права и других базовых отраслей права.
1. Ugolovnyy kodeks Rossiyskoy Federacii ot 13.06.1996 № 63-FZ (v red. ot 29.07.2017 № 203-FZ) // Sobranie zakonodatel'stva Rossiyskoy Federacii. 1996. № 25. st. 2954.
2. Antonov M.V. Teoreticheskie al'ternativy sistematizacii prava (k logike normativnyh sistem) // Problemy metodologii i filosofii prava: sbornik statey mezhdunarodnogo kruglogo stola. 28 fevralya 2014 goda, g. Samara. Samara: Izdatel'stvo Samarskoy gumanitarnoy akademii. 2014. S. 47 - 56.
3. Antonov M.V., Lisanyuk E.N. Normativnye sistemy v teorii prava i logike norm // «Normativnye sistemy» i drugie raboty po filosofii prava i logike norm. SPb: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta. 2013. S. 4 - 43.
4. Babaev V.K. Logika prava: osnovnye napravleniya issledovaniy // Problemy teorii socialisticheskogo gosudarstva i prava. M.: Izdatel'stvo IGiP AN SSSR, 1977. S. 122 - 124.
5. Babaev V.K. Ponyatie logiki prava // Voprosy sovetskogo gosudarstva i prava v svete resheniy XXIV S'ezda KPSS. Mezhvuzovskiy tematicheskiy sbornik. Vyp. 1, 2. Irkutsk, 1972. S. 166 - 173.
6. Bayteeva M.V. Ot logiki norm k semantike prava: tendencii razvitiya semanticheskoy teorii prava // Pravovedenie. 2010. № 6. S. 157 - 167.
7. Baytin M.I., Baranov V.M. Logika, istina, pravo. (Babaev V.K. Sovetskoe pravo kak logicheskaya sistema. - M., 1978. - 209 s.) // Voprosy teorii gosudarstva i prava. Gosudarstvo, pravo i pravoporyadok razvitogo socializma: Mezhvuzovskiy nauchnyy sbornik. Saratov: Izdatel'stvo Saratovskogo universiteta. 1980. S. 149 - 152.
8. Boyko A.I. Sistemnaya sreda ugolovnogo prava: avtoref. … diss. dokt. yurid. nauk. M., 2008.
9. Gaydamakin A.A. Polemicheskie zametki o logike prava i pravosoznanii // Gosudarstvo i pravo. 2007. № 7. S. 92 - 95.
10. Genrih N.V. Predmet i metod ugolovno-pravovogo regulirovaniya, teoriya i praktika. M.: Norma: INFRA, 2011.
11. Gluhareva L.S., Lapatuhina E.S. Yazyk i logika zakona i prava: Muromcevskie chteniya // Vestnik RGGU. 2014. № 15 (137). S. 192 - 202.
12. Gubaeva T.V. Myshlenie i yazyk yuristov // Gubaeva T.V. Yazyk i pravo. Iskusstvo vladeniya slovom v professional'noy yuridicheskoy deyatel'nosti. M.: Norma, 2004. S. 14 - 27.
13. Ivin A.A. Logika norm i nauka o prave // Primenenie matematicheskih metodov i vychislitel'noy tehniki v prave, kriminalistike i sudebnoy ekspertize. Materialy simpoziuma. M., 1970. S. 43 - 44.
14. Kashanina T.V. Logika prava kak element yuridicheskoy tehniki // Zhurnal rossiyskogo prava. 2008. № 2. S. 25 - 35.
15. Lanovaya G.M. Formy suschestvovaniya bazovyh tipov sovremennogo prava. Monografiya. M.: Izdatel'skaya gruppa «Granica», 2014.
16. Malahov V.P. Zakon kak svyaschennoe // Malahov V.P. Filosofiya prava. M.: YuNITI-DANA, 2007. S. 170-172.
17. Malahov V.P. Tipy prava (metodologicheskie i mirovozzrencheskie problemy otraslevyh yuridicheskih nauk) // Malahov V.P. Metodologicheskie i mirovozzrencheskie problemy sovremennoy yuridicheskoy teorii: monografiya / V.P. Malahov, N.D. Eriashvili. M.: YuNITI-DANA: Zakon i pravo, 2011. S. 341 - 426.
18. Mal'cev G.V. Mest' i vozmezdie v drevnem prave: monografiya. M.: Norma: INFRA, 2012.
19. Markin A.V. Logika evolyucii prava i otvetstvennosti // Pravo i obrazovanie. 2012. № 6. S. 75 - 79.
20. Novickiy I.B. Rimskoe pravo. M.: Izdatel'stvo Yurayt; ID Yurayt, 2010. S. 45.
21. Panchenko P.N. Prezumpciya znaniya zakona kak usloviya viny, otvetstvennosti i effektivnosti ugolovnogo pravosudiya v kontekste logiki prava i primenitel'no k prestupleniyam, posyagayuschim na prava, svobody i zakonnye interesy cheloveka i grazhdanina // Yuridicheskaya tehnika. Ezhegodnik. Pervye Babaevskie chteniya: «Pravovye prezumpcii, teoriya, praktika, tehnika». 2010. № 4. S. 431 - 441.
22. Pristenskiy V.N. Logika pravovogo bytiya: ot potencial'nosti prava k ego aktual'nosti // Ontologiya i aksiologiya prava. Tezisy dokladov i soobscheniy Vtoroy mezhdunarodnoy nauchnoy konferencii (oktyabr' 2005 g.). Omsk: Izdatel'stvo Omskoy akademii MVD Rossii, 2005. S. 6 - 8;
23. Ruhtin S.A. Logika bankrotstva: chastnopravovaya koncepciya «otnositel'nyh cennostey» v prave SShA // Zakonodatel'stvo i ekonomika. 2007. № 9. S. 57 - 62.
24. Sigalov K.E. Sreda prava: diss. … dokt. yurid. nauk. M., 2010.
25. Syryh V.M. Logika prava kak metodologicheskaya osnova nauchnogo issledovaniya yuridicheskih prezumpciy // Yuridicheskaya tehnika. Ezhegodnik. Pervye Babaevskie chteniya: «Pravovye prezumpcii, teoriya, praktika, tehnika». 2010. № 4. S. 55 - 56.
26. Hlebnikov A.V. Logika trudovogo prava: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk. Tomsk, 2010.
27. Yakushev A.O. Pravila logiki prava v nalogovom zakonodatel'stve RF // Finansovoe pravo. 2007. № 11. S. 24 - 27.
