VAC 12.00.10 Международное право; Европейское право
VAC 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
VAC 12.00.14 Административное право; административный процесс
UDK 34 Право. Юридические науки
GRNTI 10.07 Теория государства и права
BBK 670 Общая теория права
BBK 60 Общественные науки в целом
The author tries to prove in this article that humanitarian knowledge allows a person to understand how diverse the world of law is, what are the real problems of modern legal understanding, and how to behave in a world where the old established stereotypes are collapsing, where law cannot meet the challenges of a politicized era.
law, social behavior, scientific thinking, conceptual ideas, legal understanding, humanitarian knowledge, civil society law, legal awareness
В гуманитарном знании, к которому относится и правовая наука, субъективности больше, а умозрительные рассуждения порой превалируют над эмпирическими изысканиями. Именно это было проблемой древнегреческого мироощущения, что, в конечном счёте, привело к кризису античного научного поиска. Но всем известны и случаи беспочвенного теоретизирования, касающиеся естественнонаучного знания в разные исторические эпохи. Гуманитарное знание – необъятное поле для псевдонаучной аргументации, что позволяет противопоставлять таковое так называемым «точным наукам», хотя это неверно – наука не может быть неточной. Просто в гуманитарном (в том числе и правовом знании) больше вероятностного, здесь другая система верификации и аргументации. Один из главных компонентов научного мышления – недиалоговость – малоприменима в мышлении гуманитарном (в том числе и правовом). Кроме того, в правовом знании и правовой науке велика роль случайного фактора. Часто случайные аспекты социального поведения, отдельные «выхваченные» образцы поведения становятся нормой, причём, порой без всякого на то рационального объяснения. Прежде всего, это касается религиозной нормы, но вполне проявляется и в правовой сфере. Гипотетический, ассоциативный характер связей между установками и проявлениями (практикой) обусловлен, в первую очередь, «давлением» на право и правовую науку религии и морали, где степень иррациональности выше, и соблазном отказаться от причинно-следственных связей в угоду удобным иррациональным мифам.
Теория в праве также носит иной характер. Порой именно отстранённость от эмпирии, которая вполне может и не быть основой научного знания позволяет интуитивно «схватить» то, что эмпирическое упускает, ибо порой именно это эмпирическое не способно подняться до научной теории, т.к. носит банально-бытовой характер, верный для конкретных случаев и конкретных людей, но никак не распространяющийся на всех. В то же время утверждение, что нет ничего практичнее хорошей теории в полной мере «работает» в праве.
Научное мышление везде и всегда обладает определённым строем, спецификой рассматриваемых проблем и языком. В чистом виде этот язык и весь строй научного рассуждения малопонятен непосвящённому. Можно утверждать, что не только простой обыватель, но и рядовой практикующий юрист весьма иронично оценит тот язык, на котором изъясняется научное сообщество. Но всё же научное знание «опрокинуто» в практику и обращено к «конкретному потребителю», необходимо, чтобы до любого обывателя или практикующего юриста дошло всё то, что преподносит наука. Здесь может помочь именно абдукция, которая на самом деле часто применяется, хотя о ней говорят значительно реже, нежели об индукции и дедукции. Абдукция на практике представляет собой способ принятия, интериоризации тех или иных преподносимых наукой гипотез в удобной форме, это распространённый вид редуктивного вывода, логический приём преобразования каких-либо данных к более удобному с какой-либо точки зрения виду; сведение сложного к более простому, доступному для анализа или решения. Подобный подход позволяет сложные математические формулы упростить для понимания первоклассника, не менее сложные правовые установки сделать доступными миллионам людей. Типичный пример абдукции в праве – это, например, декалог, десять заповедей, где право, его система и основные отрасли представлены в предельно ясной форме, поэтическое выражение правовых норм во все времена, более поздний пример – предельно ясное выражение права в Кодексе Наполеона.
Ценностный строй права утилитарен. Обывателю сложно представить ценность филологического, искусствоведческого, исторического, философского знания. Оно отстраненно от обычной жизни. Юридическое знание даёт вполне осязаемый прок, это знание может принести пользу или нанести вред, в зависимости от его приложения.
Из научных понятий наиболее интересно представление о санкциях как предваряющем, предупреждающем и наставляющем действии права во всём её многообразии смыслов. Это есть управление временем, предвидение (антиципация), что заложено в самой сути права и составляет основное содержание ряда его отраслей. Тем не менее, система санкций всегда политизирована – от сплошной политизации (СССР) до «точечной» (современный Запад). Противоправные действия одних «не замечают» (в угоду корпоративной солидарности, «политической целесообразности», сиюминутной конъюнктуры, ангажированности), любые проступки других немедленно раздуваются, люди наказываются примерно и/или превентивно.
В правовых исследованиях необходима не столько теория, сколько комплекс теоретических посылок, создающий параметры нормативности, поднимающихся над эмпирией, но ни в коем случае не порывающих с ней.
Представляется, что термин «современное право» не уместен в принципе. Он бессодержателен, неконкретен, ибо каждая правовая культура имеет свой темп развития, этот термин не отражает современных противоречивых реалий раскола духовного и социального в мире. Тем не менее, без ухода в т.н. несовременное право не обойтись, ибо очень часто именно оно более совершенное, более действенное и более значимое.
К. Маркс писал: «правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии». Собственно, Маркс жалуется на то, что изучение юриспруденции в «чистом виде» не позволяло ему понимать суть происходящих в обществе явлений, и он был вынужден прибегнуть к другим методам исследования. К сожалению, К. Маркс о праве судил весьма узко, представляя его как исключительно «юридическое право». И в целом его критический настрой к таковому объясним и понятен.
Таким образом, уже весьма давно узконормативистское представление о праве было признано ущербным, а его специфический способ преодоления этой проблемы имел печальные последствия.
В.П. Малахов считает, что «раскрытие логики связи современного права и правосознания целесообразно базировать на следующих трех концептуальных идеях: степень и особенности связи с правосознанием являются адекватной характеристикой действующего права и степени соответствия его своей природе; правосознание является состоянием права и формой действия права; действительное, а не иллюзорное вхождение в правовую жизнь (в право) происходит посредством правосознания; в отсутствие, при слабости или при пассивности правосознания вхождение в правовую жизнь является только принудительным процессом; связь права вообще и правосознания вообще существует только как абстрактная и бессодержательная; ограничиваясь этим уровнем анализа, верного понимания данной связи сформировать невозможно; необходим дифференцированный анализ и права, и правосознания с точки зрения их форм, типов, сфер действия права и т.д.». Эти концептуальные идеи являются базовыми для понимания существующих не только чисто правовых, но всех социальных отношений. Во-первых, в разнообразной и противоречивой палитре форм, типов и сфер действия права обнаружение существа правосознания объясняет характер действия субъектов правовых и политических отношений. Человек, именно через своё собственное правосознание и правопонимание («тварь я дрожащая или право имею») строит своё поведение – как на бытовом уровне, так на любом производстве (включая научно-педагогическое), в бизнесе, политике и т.д. Особенно проявляется у пассионарных личностей и на «крутых поворотах истории». Вот здесь есть некий особый смысл соотношения права и правосознания в личностном восприятии. Ведь собственно права как такового в жизни каждого человек как разное количество, так и разное качество – от чрезвычайной наполненности до сверхминимальной достаточности, от высших образцов правовой мысли до примитивных представлений и криминальных понятий. Вероятно поэтому, мы с некоторыми персонажами разговариваем буквально на разных языках, вероятно, поэтому для решения каких-либо сложных вопросов мы вынуждены обращаться к адвокатам по различным областям ведения.
Во-вторых, и правосознание и правопонимание – это как умение изъясняться прозой, они существуют вне зависимости от того, является ли человек знатоком законов или даже не догадывается, что такие феномены существует. Их интенсивность и содержательность – совершенно другой вопрос, но даже в сознании первобытного дикаря при столкновении с этим феноменом всё равно возникают определённые ассоциации. Юридическое право чёрствое, жестокое и особой гибкостью не отличается. Мы ждём от этого права решений по нашему конкретному вопросу, а оно действует шаблонными методами и выстраивает всех под один формат. Предъявлять какие-либо претензии такому праву бессмысленно, можно только приспособиться. Поэтому достаточно большое количество граждан/подданных различных стран не только приспосабливаются к юридическому праву, но и вполне благополучно злоупотребляют им и даже паразитируют на нём – здесь главное уловить ту лакуну, в рамках которой можно паразитировать. А ведь злоупотребляющему правом всё по сути дела равно, какое это право (как по форме, так и по содержанию) – главное «схватить» тот алгоритм, с помощью которого можно осуществлять свою деятельность в виде чиновника-бюрократа, бездельника-депутата, злостного неплательщика налогов, социального нахлебника, «авторитетного бизнесмена» и т.д. Такое правосознание просто никак не отражает право, а отражает механизм, способ приспособляемости к праву. Личностное правопонимание позиционирует положение конкретного человека в обществе согласно его интеллектуальному гуманитарному посылу, он адекватно отражается в правосознании, при этом наиболее рельефно это проявляется в корпоративном праве, а также в теневом (делинквентном) праве. Но, собственно, корпоративное право (как право корпораций – от мелких фирм до гигантов бизнеса) часто несёт на себе «дух замкнутости», скрытности от лишних глаз и ушей, а посему так или иначе сопряжено с деликвентностью. Адекватная связь правопонимания и правосознания с международным правом осуществляется, вероятно, только в двух узких группах субъектов правоотношений – высших чиновников, которые напрямую задействованы в этом виде деятельности и в политологической сфере обозревателей, которые с важным видом высказывают мнения, от которых ровным счётом ничего не зависит. Всё же международное право существует особом пространстве, где действуют двойные и даже тройные стандарты, где часто право подменяется политической целесообразностью, экономическим расчётом и конкретной расстановкой сил на международной арене. Вероятно, что понятие «арена», заимствованное из «циркового» лексикона наиболее точно подходит к международному праву как к режиссированному спектаклю
Индивидуальное правопонимание тождественно индивидуальному правосознанию. Здесь интеллектуальный посыл имеет первоочередное значение. Человек, обладающий глубокими гуманитарными знаниями и широким мировоззрением, никогда не станет жертвой идеократии. Если он и выступает в качестве сторонника идеологических догм, он либо тщательно скрывает свои истинные суждения, либо откровенно спекулирует такими идеологическими догмами ради утилитарных целей, но, очень часто, выступает в обоих качествах одновременно. В условиях, когда значительное число и наших соотечественников, и представителей восточных правовых культур долгое время были поставлены в обстановку «отрицания» собственного права на что-либо, а некоторая часть не имеет «собственного права» и по сей день, такая позиция по крайней мере вполне понятна (хотя она и аморальна, не всеми одобряема).
Проблема правопонимания всегда соотнесена с проблемой правотворчества во любых ипостасях – законодательном, судебном, ведомственном. Современное западное правотворчество не поддаётся никакому реальному осмыслению, события последних месяцев заставляют предположить, что в Западной Европе и США решили обратиться худшим образцам игнорирования права, о которых мир, кажется, был готов забыть. Что касается российской действительности, то здесь следующая картина: если на уровне принятия судебных решений (и то не всегда) и ведомственных подзаконных актов решения (хотя бы формально) принимаются профессионалами, но законодательная ветвь власть – это поле приложения сил политизированных непрофессионалов. Из истории права известно, что порой творческий потенциал, являющийся продуктом индивидуального правосознания талантливого правоведа, удачливого карьерного чиновника или волевого правителя в сотни и даже тысячи раз продуктивнее деятельности т.н. «народных представителей», совершенно без которых, конечно, обойтись нельзя, но толку от которых мало (я уже не упоминаю постоянные скандалы, связанные с этой публикой). И, разумеется, верифицироваться продукты такой творческой правовой деятельности могут только в общественном сознании, принимая или не принимая те или иные конституции, законы, правовые акты и т.д.
Внутреннее гуманитарное правопонимание – это то, насколько комфортно субъект права живёт в праве, насколько органично воспринимается право личностью, социальной группой и обществом в целом в пространственно-временном континууме. В каждом конкретном случае механизм этого восприятия различен по широкому спектру параметров. Ведь право во все времена (во всяком случае, в европейской правовой культуре) понималось не только как всеобщее состояние общества в целом, но и одновременно и как важнейшее качество каждого члена этого общества, а особенности права и правосознания каждой правовой цивилизации должны быть рассмотрены в пространственно-временном континууме, привязанности к тем социально-экономическим, духовным и политическим обстоятельствам, в которых они складывались, ибо в противном случае просто ничего не будет понятно. Природа права обусловлена реальной средой своего существования, оно не только мыслительная конструкция, но и отражение условий жизни. Это банальное утверждение разбивается о ситуацию, когда человек из одной правовой реальности переносится в другую правовую реальность (например, миграционные процессы). И это не только другой чисто правовой мир, это другой социально-экономический, духовный, интеллектуальный, религиозный и политический мир. И этот мир принимает органично его, если он принимает предлагаемые ценности этой цивилизации, и совершает ментальное усилие по овладению местным правом, ломает собственный внутренний мир, принимая и делая хотя бы формально своим правосознание принимающего его общества. То, что его индивидуальное правосознание по времени будет опаздывать от времени принятия этих условий, понятно. Ликвидация разрыва в уровнях правосознания становится условием его вхождения в новый мир. Происходит взаимного «переваривание» – человеком нового для него мира, и миром – нового для него человека. Но это идеальная модель. То, что происходит в реальности всем известно. Но если поведение дикарей в цивилизованном мире более или менее понятно и объяснимо, то совершенно не понятно ни позиция политиков, которые по определению должны владеть информацией, обладать широким кругозором и иметь вменяемое правосознание, ни позиция некоторой части гражданского общества испытывающего садомадзохистское удовольствие от общения с этой публикой. То, что современное западное право, которое долгое время многие считали близким к идеальному, разрушается на глазах, не может внушать оптимизма. Но это происходит именно из-за того, что его губит извращённое правосознание «дурной части» расколотого западного гражданского общества. Во всяком случае, становится совершенно непонятным, почему столь совершенное западное право пробуксовывает и совершенно не справляется с теми вызовами, с которые его сталкивает современное состояние дел. Что это: несовершенство права или извращённое правосознание? Это современное, так сказать постклассическое право в полной мере не является западным – его силовая природа угасает, равенство перед законом – исчезает. Политкорректность становится фальшивой и на этом фоне право подменяется политической псевдоцелесообразностью. Либеральные ценности становятся либертарианскими в самом худшем своём проявлении, а демократия перерождается в охлократию.
Гуманитарное правопонимание обнаруживает связи правосознания с типами права. Связь права и правосознания в уголовном и гражданском типах права органично в силу того, что эти два типа права представляют собой конкретное противостояние позиций физических и/или юридических лиц, при котором государство выступает в роли арбитра. С конституционным правом как типом права несколько сложнее, но в том случае, когда конституционное право выступает в своём правозащитном свойстве положение такое же. Эти типы права в правосознании обывателя признаются как некий механизм, который в определённых ситуациях может срабатывать как на пользу власти, так и на пользу обывателя, если срабатывают юридические процедуры защиты его интересов. Что касается административного и полицейского права, то правосознание здесь как бы за скобками, ибо эти типы права характеризуют скорее волю власти, а не взаимоотношение сторон. Межгосударственное право практически не затрагивает конкретные интересы личности, могущество этих скобок возрастает многократно. Эти типы права – внешняя сила, неконтролируемая и неподвластная (в глазах обывателя) юридическим процедурам его защиты.
Пессимистический взгляд на развитие современного права на Западе и в России может быть несколько разбавлен тем, что в настоящее время действенным фактором культивации реального правопонимания может стать право гражданского общества, вернее, право его вменяемой части, право человека могущего самостоятельно оперировать юридическими нормами, и в условиях некоторой либерализации отношений власть-подчинение, конструировать и выстраивать свою безопасную и комфортную жизнь, свободную псевдолиберальных и псевдотолерантных наслоений.
1. Vasechko E.N., Kapustin N.S. Priroda nauchnyh konvenciy i specifika ih funkcionirovaniya v social'no-gumanitarnom poznanii // Filosofiya prava. 2013. № 4.
2. Denisov S.F., Denisova L.V. Nauchnoe ob'yasnenie v gumanitarnom poznanii // Nauchnyy vestnik Omskoy akademii MVD Rossii. 2012. № 3.
3. Malahov V.P. Teoriya pravosoznaniya. Opyt formirovaniya. M.: YuNITI-DANA: Zakon i pravo, 2020.
4. Marks K. Predislovie k kritike politicheskoy ekonomii// Marks K., Engel's F. Soch., 2-e izd. t 13.
