с 01.01.2014 по 01.01.2025
Волгоград, Волгоградская область, Россия
с 01.01.2025 по 01.01.2025
ВАК 5.1 Право
ВАК 5.1.2 Публично-правовые (государственно-правовые) науки
ВАК 5.1.3 Частно-правовые (цивилистические) науки
ВАК 5.1.4 Уголовно-правовые науки
ВАК 5.1.5 Международно-правовые науки
УДК 34.01 Природа права. Подразделения права. Правовые теории. Области применения. Территория, на которой действует право
УДК 340.1 Виды и формы права. Направления в теории права
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ГРНТИ 10.11 История политических и правовых учений
ОКСО 40.00.00 Юриспруденция
ББК 670 Общая теория права
ББК 60 Общественные науки в целом
ТБК 751 Теория и история права
BISAC LAW000000 General
Теория зависимости, как одно из основных междисциплинарных исследовательских направлений в рамках мир-системного анализа, в современных реалиях глобального экономического кризиса, роста политической конфликтности и сопутствующих правовых изменений получает в значительной мере новую интерпретацию – при сохранении актуальности ряда исходных положений. Потребность преодоления исходного экономического редукционизма данных идей обуславливает, среди прочего, значимость анализа политико-правовой составляющей рассматриваемой теории в контексте ее современной трансформации. Одним из знаковых в данном разрезе концептов, опосредующих «понятийную сетку» рассматриваемой теории в целом выступают идеи так называемого «субсуверенитета», развиваемые в последние годы рядом ученых. Авторами настоящего исследования проведен анализ соответствующего концепта с теоретико-правовых позиций и отмечена возможные проблематика и перспективы его дальнейшего развития в рамках философско-правовой и государствоведческой мысли.
мир-системный анализ, теория зависимости, государство, государственная власть, суверенитет, субсуверенитет, глобализация, неравное развитие, периферия, полупериферия.
Теория зависимого развития с середины ХХ в. представляет собой одно из ключевых междисциплинарных направлений развития мировой социально-гуманитарной мысли. Наблюдаемые в настоящее время тенденции социально-экономической и политико-правовой трансформации в мире подчеркивают значимость и необходимость переосмысления в новых реалиях ряда положений данной теории, как акцентирующей внимание на проблематике неравномерности социального прогресса, специфике условий эволюции периферии, неизбежности нарастания кризисных явлений в капиталистической мир-системе – вопреки завоевавшей на некоторое время (80-е – 2000-е гг.) популярность неолиберальной парадигме «конца истории», апологетики глобализма и универсализации развития на основе практик «ядра» Западного мира. В свою очередь, данная проблематика, за отдельными исключениями ([14]), фрагментарно освещена в плоскости политико-правового анализа.
Исходно рассматриваемая теории, основоположниками которой считаются ученые-экономисты из Аргентины (Р. Пребиш) [3, с. 205] и Чили (А. Пинто) [8]. концентрировалась на анализе специфики структурных и институциональных отличий стран периферии от промышленно развитых стран центра. В рамках теории зависимости условно выделяются три направления: «классическое» («сепалисты» – Р. Пребиш, С. Фуртаду), «реформистское» («депендентисты», прежде всего Ф.Э. Кардозо и Э. Фалетто) и «радикальные» (неомарксистские идеи Т. дус Сантуса, Р.М. Марини, В. Бамбирра и др.) [5, c. 103]. В дальнейшем соответствующие идеи постепенно стали выходить за рамки сугубо экономического обоснования критики линейной историографии, в том числе, с учетом специфики политико-правового и социокультурного контекста Латинской Америки, а затем – и «Третьего мира», во всем его многообразии. Это было связано как с развитием национальных научных школ в ряде стран Карибского бассейна, Азии и Африки (Н. Гирван, Р. Гуха, Ф. Олатунджи и др.), так и с потребностями критического переосмысления в рамках западной политико-правовой мысли (теории слаборазвитости / отсталости [6, c. 24 – 26], мир-системный анализ (наиболее тесно к теории зависимости примыкают концепции С. Амина и А.Г. Франка [7, c. 6 – 7])).
Со временем важнейшим аспектом концептуального развития соответствующих идей стало осознание того, что зависимость возникает не как переходный этап, а как явление, вытекающее из положения или функции определенной страны в международном разделении труда или мировом рынке, где периферийные общества связаны с центральными без учета дифференциации в их производственных системах на том же рынке. Отношения зависимости приобретают коннотацию контроля над развитием других экономик, что в исключительных случаях может обуславливать и становление новых «центров развития» (показателен, прежде всего, случай «азиатских тигров» до экономического кризиса конца 90-х гг.; в случае Латинской Америки такие страны, как Мексика, Бразилия, в меньшей степени – Аргентина, Чили и Колумбия, вышли за рамки «легкой» стадии импортозамещения, но не смогли преодолеть зависимость от экспорта сырьевых товаров; современные промышленные экономики в значительной мере также характеризуются неравным обменом, зависимостью и сверхэксплуатацией).
К 60-м гг. ХХ в. концепт зависимости получил все более широкое освещение в социально-гуманитарных науках, подвергаясь исследованию уже сквозь призму междисциплинарного анализа. В этот период для ряда ученых стала очевидной недостаточность сугубо экономического обоснования рассматриваемой теории, сложность и многозначность феномена зависимости. Основаниями для этих выводов стали не только реалии дисбаланса динамики экономического роста латиноамериканских стран и активно восстанавливающихся после войны экономик Западной Европы и Японии, но и сложные социально- и политико-правовые процессы в регионе, окончательно развеявшие послевоенные иллюзии достижимости стабильного развития в русле догоняющей модернизации, продемонстрировавшие устойчивость ряда негативных социальных практик. Вторжение новых влиятельных субъектов мирового капитализма, транснациональных компаний, в середине 1950-х гг. также начало влиять на ухудшение периферийного положения, олигополизируя внутренние рынки, которые были созданы легкой стадией латиноамериканской индустриализации, и усугубляя структурную неоднородность, то есть разрывы в производительности труда и различия в заработной плате между различными экономическими секторами на периферии.
Период господства неолиберальной экономической и политико-правовой повестки с начала 90-х гг. ХХ в. (вкупе с распадом социалистической системы) до всемирного экономического кризиса 2008 г. стал наиболее сложным с позиций критического переосмысления рассматриваемой теории. В этом неблагоприятном контексте теория развития была низведена до интеллектуального остракизма в 1980-х, 1990-х и большей части 2000-х годов. Термин «недоразвитие» практически вышел из употребления, тогда как термин «развитие» стал синонимом простого экономического роста (модель экзогенного роста Р. Солоу – Т. Свона), не подвергаясь значимой модернизации с аналитических позиций до появления неоклассических моделей эндогенного роста. В этом контексте растущей глобализации, крайней торговой и финансовой либерализации и экспоненциальных технологических изменений сторонники теории зависимости постепенно утрачивали позиции в поле дебатов. Возникновения в Латинской Америке неоструктуралистского подхода к зависимости, который предложил переформулировать исходные постулаты структуралистов в контексте гиперглобализации, было недостаточно, чтобы оспорить неолиберальную гегемонию и идеи дерегулирования. Утрата доверия к последним была предопределена лишь на длительном временном отрезке, не вполне предсказуемым повторением международных финансовых кризисов, начиная с кризиса 1994 г. в Мексике и далее до кризиса конца 2000-х гг., самого серьезного со времен Великой депрессии 1930-х гг., который не только подчеркнул необходимость переформатирования международной финансовой архитектуры, но и означал отступление неолиберальной доктрины в академических дебатах.
Согласно теории зависимости, отсутствие автономии в выборе векторов экономического развития является результатом структурной ситуации элит страны по отношению к иностранному капиталу, государства по отношению к своим элитам и национального проекта по отношению к глобальному единству по накоплению капитала. В этом контексте зависимость переопределяется как концепция, которая позволяет наблюдать взаимосвязь между международными правилами торговли и инвестиций, ролью транснациональной корпорации, глобальным разделением труда и распределением выгод неолиберальной функциональной интеграции. В данном контексте, современными теоретиками зависимости отмечается, что страны относятся к ядру, полупериферии или периферии в соответствии с их ролью в глобальных цепочках создания стоимости. Зависимость приобретает новые технологические, промышленные и финансовые измерения, но ее содержание остается прежним [15, p. 228].
Показательно, что современными авторами (в частности, С. Эллнер, М. Свампа) отмечается, что критика классических депендентистов не исключает использования структуры зависимости для понимания событий ХХI века, исходя из того, что зависимость выступает динамической категорией. В эпоху глобализации концепция зависимости должна быть отделена от рамок 60-х годов, которые были тесно связаны с идеей неизбежности революции, экономической стагнации и центральной роли национального государства как субъекта изменений; равным образом, нуждается в преодолении изначальный «экономический редукционизм» теории, недооценка ряда социокультурных факторов, что позволило бы восстановить сложность гипотезы зависимости и наполнить ее новыми аналитическими измерениями в современных условиях [9, p. 11]. Так, во многих отношениях неодевелопментализм упускает из виду ограничения, которые мировая система накладывает на автономию государства в периферийных странах. При этом, как отмечает М. Трейси, очевидно, что с глобализацией капитала тенденция капитализма создавать регионы со способностью присваивать стоимость и другие регионы, из которых эта стоимость извлекается, усилилась, и, следовательно, разрыв между развитым миром и периферией увеличился. Неолиберальная фаза развития предопределила новую форму зависимости, характеризующуюся финансиализацией, долговым кризисом и растущим подчинением периферии ядру [15, p. 227].
В свою очередь, в политико-правовом смысле соответствующие закономерности проявляют себя в формализации подобной системы взаимоотношений государств на двух- и многостороннем уровнях посредством как заключения несбалансированных, с точки зрения учета интересов сторон, международных соглашений (с имплементацией их положений в национальные правовые системы), неравномерного развития на этой основе международной интеграции, так и непосредственного некритического заимствования зарубежных регулятивных практик. В подобной оптике анализ зависимости означает, что последняя больше не рассматривается как сугубо внешняя форма, а определяется более широким образом – как основанная, в том числе, и на конфигурации системы отношений между различными акторами внутригосударственных процессов развития. Иными словами, теоретики зависимости начинают представлять себе мировую капиталистическую систему в транстерриториальном ключе, то есть выходя за рамки сугубо дву- или многосторонних взаимодействий между страной-сателлитом, периферийной или зависимой страной (группой стран) и ее (их) гегемонистским центром [1, c. 129]. Кроме того, закрепляется и изменение форм зависимости: от финансово-промышленной к технологически-промышленной, и, наконец, к финансово-технологической [2] (например, этому могут способствовать не только международно-правовое регулирование, но и национальное налоговое, таможенное, инвестиционное, валютное законодательство, при ориентации на интересы транснационального капитала (а в некоторых странах – и тесно связанных с ним национальных монополий)); показательно в этом смысле использование рядом ученых термина «субсуверенитет».
Специфика развития рассматриваемого концепта в значительной мере позволяет подчеркнуть исходные содержательные характеристики теории зависимости, отличающие ее от других научных подходов, которые фокусируются на исследовании феномена неравенства.
Прежде всего, единицей анализа в ее рамках является не национальное государство, а мировая экономика и структурные тенденции последней: соответственно, речь идет о собирательных категориях, подвижных с точки зрения включения тех или иных государств (в более современном понимании – речь также идет и о неравномерности развития конкретных государств, как центральных, так и периферийных, т.е., модели «ядра» и «периферии» воспроизводятся на различных уровнях социальных структур, как внутригосударственном, так и международном).
Далее, зависимость фокусирует свое внимание на производительном измерении международного разделения труда, определяя, как глобальный капитализм имеет эндогенную тенденцию поляризовать производство между полюсом, который концентрирует развитые технологичные секторы, и территориями, которые специализируются на секторах с убывающей отдачей и малым динамизмом. Это подразумевает, что ключевые различия между «центром», впоследствии – «ядром») и периферией состоят не в степени развития промышленности либо уровне дохода, а в производительных структурах, которые, хотя и различны, но органически связаны. Таким образом, из-за своей низкой динамичной и внутренне слабо связанной природы (так называемой структурной неоднородности) «периферия», как правило, имеют более высокий уровень неравенства, неустойчивости и нестабильности, чем страны ядра.
Преодолевая структурный детерминизм, в дальнейшем теория зависимости сосредоточила свой анализ на том, как поляризующие механизмы принимались или сопротивлялись различным политическим коалициям на периферии, открывая возможность разнообразия ситуаций зависимости. В этом смысле радикальный вывод подхода заключается в том, что капиталистические элиты периферии не заинтересованы в преодолении барьеров зависимости, поскольку их структуры прибыльности тесно связаны с заданной производственной структурой периферии и ее зависимыми связями с центральными странами.
Наконец, последним центральным элементом рассматриваемой теории, связанным с конструктами «периферии» и «ядра», является его преобразующее политико-правовое измерение: неравенство не может быть преодолено сугубо экономическими средствами: поскольку речь идет о потенциальном конфликте как с местными элитами, так и с интересами «ядра».
Собственно термин «субсуверенитет» (также – «субсуверенное государство», порт. «um estado subsoberano») используется отдельными современными теоретиками зависимости (исходно бразильскими учеными – Ж. Осорио [12, p. 206], далее Л. Риппелем [13, p. 32 – 33] и др.; в значительной мере основой данного концепта выступили ведущиеся с 1970-х гг. разработки бразильского сторонника идей «периферийного капитализма» Ф. Фернандеса [10]) в целях характеристики сравнительной ограниченности суверенитета зависимых государств (в отношении более развитых «центральных»). Стоит отметить, что, несмотря на исходное формирование в рамках радикального, марксистского направления теории зависимости, рассматриваемый концепт, тем не менее, в определенной мере находит свое применение и за ее пределами.
Важно отметить, что речь идет не о полной или равномерной лимитации (тогда стоило бы ограничиться констатацией «ограниченности»), но о видоизменении суверенитета в отдельных сферах, предопределенных, с одной стороны, внешней зависимостью от стран «ядра», международных организаций и транснациональных корпораций; в то же время, с другой стороны, в отдельных аспектах внутренней политики, зависимое государство, напротив, может демонстрировать достаточно своеобразную политику, в том числе, связанную и с реализацией идеи «сильной власти» – постольку, поскольку это необходимо для стабилизации положения элиты, «встроенной» в соответствующую систему глобального капитализма (что соотносится и с процессами его развития). Примерами такой ситуации выступает ряд латиноамериканских государств, переживших в 60-80-е гг. ХХ в. «авторитарную модернизацию» – в частности, Бразилия и Чили (бразильский пример примечателен исторической преемственностью модели относительной экономической автаркии, сохраняющейся и поныне, пик развития которой приходится на период военного режима). Более того, рассматриваемый концепт примечателен также в том смысле, что события последних десятилетий иллюстрируют значимость предпринятого разработчиками теории зависимости анализа роли в международных отношениях и влияния на национальные практики развития не только государств и международных межправительственных организаций, но и неклассических субъектов (транснациональные корпорации, неправительственные организации, элитные группы).
Ярким примером современного преодоления подобного «редукционизма» в политико-правовой плоскости является предпринятый В. Ленгрубером анализ влияния идей зависимости на теорию и практику международных отношений. Последнее, по мнению автора, проявляется в трех аспектах: теория зависимости подчеркивает необходимость локальных решений локальных проблем; позволяет уделить дополнительное внимание нетрадиционным участникам, таким как транснациональные компании и внутригосударственным экономическим / финансовым группам; оценивает международную арену в качестве иерархического образования, порожденного соперничеством по линии центр-периферия [11, p. 43]. При этом на международной арене следует учитывать не только «горизонтальную» (основанную на формальных и не всегда соблюдаемых принципах международного права о равенстве, суверенитете, независимости государств и т. д.), но и «вертикальную» динамику соответствующего взаимодействия (не всегда формализованную, более того – в ряде ситуаций неявную) [4, с. 41]. Следствием обращения к данной проблематике является и дискуссионное осмысление международных отношений через призму многополярности и сотрудничества «Юг-Юг», прежде всего по линии Латинская Америка – Китай (оценки поляризуются от констатации «новой зависимости» до постулирования будущей альтернативы зависимости вообще).
В то же время, перспективы современного переосмысления идей зависимости далеко не исчерпываются «внешним контуром» проблем: традиционно одним из наиболее дискуссионных для представителей рассматриваемого направления мысли был вопрос о том, обусловлен ли зависимый характер периферийного общества главным образом его подчиненным способом включения в мировую торговлю или, напротив, внутренними факторами, которые формируют способы производства и производственные отношения указанного общества. В настоящее время преобладающие мнения сводятся не к оценке преобладания внешних или внутренних условий, а, скорее, к характеристике данной ситуации как структурного отношения, которые динамически генерируются между обоими типами факторов, увековечивая зависимый характер этого общества. Соответственно, теоретики зависимости рассматривают напряженность на национально-наднациональном уровнях как препятствие для формирования национальных обществ в том смысле, что организация их политических, экономических, социальных, правовых и даже культурных процессов не обязательно совпадает с их ограниченными юридическими и территориальными рамками.
Таким образом, в настоящее время актуальность и востребованность потенциала рассмотренных теоретических идей определяется как сохранением соответствующей проблематики, так и значимостью анализа роли неклассических субъектов, учета различных, в том числе – неявных, форм зависимости в контексте международных отношений и национальных практик развития, а также последовательной критикой универсалистских подходов к проблематике развития в мире. В данном разрезе, рассматриваемый концепт «субсуверенитета» указывает на формирование своего рода неравномерной, комбинированной, динамически неустойчивой формы осуществления внутреннего и внешнего суверенитета как в экономическом, так и в политико-правовом аспекте – формы, которую внешне буржуазно-демократическое государство (его господствующие социальные группы) должно принять в условиях ассоциированной зависимости, поддерживая и расширяя данное состояние; весь государственный аппарат, по сути, последовательно благоприятствует неравным процессам экономического обмена, влекущим потери для периферийных экономик и присвоение для «центральных». Развитие соответствующих идей иллюстрирует то, что современных реалиях теория зависимости переориентируется на универсальный исторический (при этом, не государственно-центричный) подход к феномену (суб)развития, теоретизирование поляризующих тенденций глобального капитализма, при сохранении структуралистского акцента и, в более широком смысле, анализ ограничений, с которыми сталкиваются периферийные страны – в том числе и политико-правового характера, ставящих под сомнение полноценный характер их суверенитета с фактической точки зрения.
1. Гарридо Сото Л. Кардозу и Фалетто, Марини, Бамбирра в оптике «Сравнительного исследования национальных обществ»: сущностные аспекты // Латиноамериканский исторический альманах. 2024. № 43. С. 96 – 132.
2. Кардозо Ф.Э., Фалетто Э. Зависимость и развитие Латинской Америки. Опыт социологической интерпретации. Пер. с исп. и португ. – М.: ИЛА РАН, 2002 – 220 с.
3. Семенов Ю.И. Философия истории. Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции. – М.: Современные тетради, 2003. – 776 с.
4. Слеженков В.В. Современная проблематика неравномерности социального развития в контексте теории зависимости // Logos et Praxis. 2024. Т. 23. № 4. С. 37 – 43.
5. Слеженков В.В., Абдрашитов В.М., Калашникова Н.А. Теория зависимого развития: современные политико-правовые аспекты // Вестник Евразийской академии административныx наук. 2024. № 4 (69). C. 103 – 106.
6. Филатова О.Ю. Эволюция современной мир-системы в XX-XXI вв.: сравнительный анализ неомарксистских концепций: дис. … канд. полит. наук. – СПб., 2003 – 195 с.
7. Хакимов Г.А. Социально-философский анализ мир-системного подхода к динамике капитализма: дис. … канд. филос. наук. – М., 2009. – 188 с.
8. Ahumada J.M., Torres M. Dependency Theory: An Underdevelopmental Thought from Latin America to the Entire World // Global Handbook of Inequality. Ed. by S.S. Jodhka, B. Rehbein, Springer Nature Switzerland AG, 2024. – [Электронный ресурс] Режим доступа: https://doi.org/10.1007/978-3-030-97417-6_80-1
9. Ellner S. Dependency Theory and Its Revival in the Twenty-First Century // Latin American Research Review. 2024. Vol. 59. Iss. 3. P. 1 – 14.
10. Fernandes F. Capitalismo dependente e classes sociais na América Latina. – Rio de Janeiro: Zahar Editores, 1975. – 157 p.
11. Lengruber V. Dependency Theory: developments and contributions to international relations // Cuadernos Iberoamericanos. 2021 Vol. 9, № 3. P. 32 – 49.
12. Osorio J. O estado no centro da mundialização: a sociedade civil e o tema do poder. – São Paulo: Outras Expressões, 2014. Р. 206.
13. Rippel L. Capitalismo dependente e suas formas particulares de estado a luz da Teoria Marxista da Dependência // Cuadernos Iberoamericanos. 2022. Vol. 10, № 3. P. 27 – 36.
14. Snyder F.G. Law and Development in the Licht of Dependency Theory // Law & Society Review. 1980. Vol. 14, № 3. P. 723 – 803.
15. Treacy M. Dependency Theory and the Critique of Neodevelopmentalism in Latin America // Latin American Perspectives. 2022. Issue 242, Vol. 49, № 1. P. 218 – 236.
